Нa сaмoм дeлe Никoлaя Eжoвa в импeрaтoрскую армию приняли, но только в качестве добровольца. Мало того, через несколько месяцев будущего наркома «списали». Но что же послужило причиной этого решения? Возможно, таким образом военное начальство исправило допущенную ошибку.

Доброволец царской армии

Как известно, Первая мировая война началась в 1914 году. Тогда будущему наркому внутренних дел Николаю Ивановичу Ежову исполнилось всего 19 лет, поэтому он и не был мобилизован. Как утверждает историк Борис Соколов, автор книги «Наркомы страха», в то время новобранцами становились молодые люди в возрасте 20-21 года. Однако не призвали Ежова и в следующем, 1915 году. Именно поэтому Николаю пришлось пойти в армию добровольцем или, как тогда говорили, охотником. По крайней мере, во всех списках личного состава вне зависимости от места службы Николай Ежов числился как доброволец.

В подтверждение этого сохранился архивный документ от 16 июня 1915 года, гласящий: «Прибывшего от Крапивенского уездного воинского начальника охотника Николая Ежова… зачислить в списки батальона в 11 роту и на все виды довольствия с 15 сего июня». Ежов прошел соответствующую подготовку в 76-м запасном пехотном батальоне в Туле, после чего его направили на Северо-Западный фронт, в 172-й Лидский пехотный полк. Однако пребывание Ежова на фронте продлилось недолго.

Работа над ошибками

Уже 14 августа того же 1915 года Николай Ежов был госпитализирован. Он был не только болен, но и получил на передовой ранение. Затем следы Ежова на некоторое время затерялись. Известно лишь, что в июне 1916 года он был признан негодным к строевой службе и направлен в тыл. Так Николай Иванович очутился в нестроевой команде, откуда был определен на работу в Витебск, в мастерские по починке оружия. Об этом эпизоде биографии Ежова упоминал даже советский историк Исаак Минц, писавший: «Крепостью большевиков в Витебске были 5-е артиллерийские мастерские северного фронта. Здесь работал путиловский рабочий Николай Иванович Ежов». К слову, работа Ежова на Путиловском заводе архивными документами не подтверждается.

Как бы то ни было, Ежова что называется «списали на берег». Некоторые современные исследователи склоняются к тому, что будущий нарком был признан негодным к строевой службе из-за маленького роста (возможно, именно поэтому он и не был мобилизован изначально). И в самом деле рост «кровавого карлика» едва достигал 151 сантиметра. А между тем в императорской армии существовал ростовой ценз. На призывном пункте молодого человека «ставили в мерку», и если рост оказывался ниже установленного, то несостоявшегося солдата отправляли домой. В 1912 году наименьший рост для призывника был определен в 2 аршина и 2,5 вершка года, то есть 1 метр 53 сантиметра. Поэтому, по одной из версий, болезнь и ранение Ежова были использованы для исправления допущенной ошибки.

Ежов-красноармеец

По другим данным, рост Николая Ежова составлял 154 сантиметра. Тогда ни о какой ошибке не может быть и речи. В этом случае Ежов был направлен в тыл, скорее всего, действительно из-за ранения и болезни. Как бы то ни было, сразу после Октябрьской революции ростовой ценз при наборе в Красную армию был отменен. Поэтому в 1919 году низкорослый Николай Ежов без каких-либо препятствий вступил в ряды Красной армии. Поначалу он служил в Зубцове помощником комиссара батальона особого назначения. Потом Ежов оказался в Саратове, в составе запасного электротехнического батальона. Для этого ему пришлось пройти обучение в радиотелеграфной школе. Немного погодя Николай Иванович стал комиссаром этой школы. К тому моменту базу уже перевели в Казань.

Таким образом, в течение всего периода службы в Красной армии Николай Ежов находился в тылу и никакого участия, вопреки утверждениям советских историков, в Гражданской войне не принимал. А между тем, Алексей Павлюков в издании «Ежов. Биография» упоминает, как расписывали героизм Ежова до того момента, пока он не оказался за решеткой. Например, утверждалось, что при штурме деревни Иващенково Ежов был серьезно ранен в челюсть осколком снаряда. Якобы вследствие этого происшествия Николай Иванович надолго выбыл из строя. Кроме того на подбородке Ежова остался глубокий шрам. Эта история, по мнению Павлюкова, — лишь плод богатого воображения либо ее автора, либо самого Ежова.